На ленинградской улице

Не в первый раз идти нам вдоль пустынной,

Вдоль отсверкавшей окнами стены.

Но перед неожиданной картиной

Остановились мы, поражены.

К стене в печали руки простирала,

Как бы ослепнув, женщина. Она,

Беде не веря, сына окликала.

Еще кирпичной пыли пелена

Казалась теплой

И на кровь похожей.

«Василий,

Вася,

Васенька,

Сынок!

Ты спал, родной,

Откликнись мне. О боже!»

...Из черных дыр оконных шел дымок.

Рыданьем этим, горем материнским,

Холодный день, обжег ты души нам.

А вечером

В полку артиллерийском

Мы обо всем поведали друзьям.

Кто под луной не вспомнил дымноликой

Родную мать?

Чье сердце нам верней?

Гнев наших залпов

Равен будь великой

Любви многострадальных матерей!

1942

Говорю из Ленинграда

Хлеб такой я знал и до блокады:

С примесью мякины и коры.

Ел его давно — у землепашцев,

Бедняков тех мест, где начал жизнь.

Чьей-то злобной, грешною издевкой

Над священным делом землепашца,

Над своим собратом человеком

Мне казался тот нечистый хлеб.

Как я ликовал, когда трещали

Стародеревенские устои,

Как негодовал, когда держался

Темный мой земляк за прежний хлеб!

Тот цинготный хлеб воскрес нежданно

В дни войны в голодном Ленинграде,

И такого маленькие дольки

Получали люди умирая.

Молодость моя, ты пригодилась —

Я в расцвете сил встречал беду,

Все превозмогая — боль и голод,

Как и все здесь, не жалел я сил.

Мне умелец мастер сделал зубы:

— Вам свои испортила блокада,

Этими вот ешьте на здоровье,

Хлебы нынче добрые у нас!

Я сегодня шел по Ленинграду,

Вспоминал расцвет свой ненапрасный,

Думал я о странах и о странных

Пасторах и канцлерах иных.

Им я говорю из Ленинграда:

Не кормите вы сограждан ложью,

Пощадите человечьи души,

Не сбирайте дурней сеять ветер,

Можем одолжить других семян.

Люди сеют рожь и кукурузу,

Люди сеют просо и пшеницу,

Люди ценят честные, без лести,

Словно хлеб без примесей, слова.

«Огонь войны не сжег в душе, не выжег …»

Огонь войны не сжег в душе, не выжег

Ни нежных чувств,

Ни дорогих имен.

Как темен путь!

Вот орудийных вспышек

Мгновенным блеском озарился он.

И в этот миг, взнесенные высоко,

Предстали этажи передо мной

И глянули ряды дрожащих окон

С огромных стен, израненных войной.

Рванулось сердце,

Словно ждало знака.

Но мы в строю —

И все, что мне дано:

Из тысяч окон, глянувших из мрака,

Лишь различить заветное окно

И прошагать в ночи осенней мимо,

Во имя встреч благословляя ту,

Что, может, в этот час,

Тоской томима,

В грохочущую смотрит темноту.

1942