Ленинград

Петровой волей сотворен

И светом ленинским означен,

В труды по горло погружен,

Он жил - и жить не мог иначе.

Он сердцем помнил: береги

Вот эти мирные границы,-

Не раз, как волны, шли враги,

Чтоб о гранит его разбиться.

Исчезнуть пенным вихрем брызг,

Бесследно кануть в бездне черной -

А он стоял, большой, как жизнь,

Ни с кем не схожий, неповторный!

И под фашистских пушек вой

Таким, каким его мы знаем,

Он принял бой, как часовой,

Чей пост вовеки несменяем!

1941

«Один тиран, не будем имя»

Один тиран, не будем имя

Его мы к ночи называть,

Пришел он с ордами своими

Наш Ленинград завоевать.

Вообразил в кошмаре дымном

И с помраченной головой,

Что превратит наш город дивный

В пустынный хаос над Невой.

И весть дошла до края света -

Навстречу силе огневой

Встал Ленинград, в грозу одетый,

И принял вызов боевой.

И где искать теперь тирана -

Где прах развеялся немой?

А он, как прежде, утром рано

Встает и блещет, город мой.

Шагает в золотом узоре,

В узоре солнечных оград,-

О Ленинград! - какие зори,

Какое счастье - Ленинград!

Мальчики

Сияет майский Ленинград.

Народных волн кипенье.

Глядит мальчишка на парад,

Весь красный от волненья.

Как лес, пред ним штыки растут,

Блестят клинки нагие,

Какие танки мчатся тут,

Броневики какие!

Идут большие тягачи

И тянут сто орудий,

На них сидят не усачи,

А молодые люди.

И шепчет мальчик, как во сне,

Пленен зеленой сталью:

- Вот если б мне, вот если б мне

Такую б пушку дали.

Мальчишка рос, мальчишка креп,

Носил уж галстук бантом...

Глядишь, уж ест солдатский хлеб, -

Стал мальчик лейтенантом.

И пушку дали, целый склад

Снарядов чернобоких,

И вышел мальчик на парад,

Смертельный и жестокий.

Там, где залива плещет вал,

На солнечной опушке,

Там, где ребенком он играл, -

Свои поставил пушки.

За ним был город дорогой,

За ним был город милый,

А перед ним - леса дугой,

Набиты вражьей силой.

И через голову идут

Куда-то вдаль снаряды,

Не вдаль враги куда-то бьют,

А бьют по Ленинграду.

И он, сжимая кулаки,

Сквозь все пространство слышал

И стон стекла, и треск доски,

И звон разбитой крыши.

Он представлял себе до слез

Так ясно это пламя,

Что рвется там и вкривь и вкось

Над мирными домами.

Над домом, где родился он,

Над школой, где учился,

Над парком, где в снегу газон,

Где в первый раз влюбился.

Кричал он пересохшим ртом:

- Огонь! - кричал, зверея.

Стегал он огненным кнутом

По вражьей батарее.

И, стиснув зубы, разъярен,

Сквозь всех разрывов вспышки,

Всегда мальчишку видел он.

Шел улицей мальчишка.

Лишь вражий залп отбушевал,

И дым унесся пьяный,

Уж он осколки подбирал

Горячие в карманы.

И так он сердцу близок был

За гордость и за смелость,

Что весь свой гнев, что весь свой пыл

Ему отдать хотелось.

- Такого мальчика не тронь! -

От ярости бледнея,

Вновь лейтенант кричал: - Огонь!

Бей беглым по злодеям!

...И наступила тишина,

Над зимней рощей реет...

- К молчанию приведена

Фашистов батарея!

- Приведена, ну, хорошо,

То дело нам знакомо,

Так, значит, мальчик мой дошел,

Поди, сидит уж дома...

- А что за мальчик? - Это так!

Так вспомнилось чего-то,

Ведь не о мальчике, чудак,

У нас сейчас забота.

И, сам на мальчика похож,

Лукавый, легкий, тощий,

Чуть усмехнувшись, лейтенант

Пошел вечерней рощей.

1942